ХРОНИКА ОДНОЙ ИГРЫ НА ДЕНЬГИ(рассказ)
Друга звали Олег. Мы вместе играли в рок группе и пили. Параллельно с этим, мы учились в институте, однако, учились мы гораздо хуже чем играли, а особенно, хуже чем пили. Олег снимал дачу рядом с институтом и это было удобно во всех отношениях, а более всего, в отношениях полов. Многие поклонницы нашего творчества попадали в объятия Олеговой дачи. Играть, и особенно, пить, нам нравилось гораздо больше чем учиться и поэтому через год, почти всех нас из института попёрли. Состав группы был из разных учебных заведений, но выгоняли оттуда одинаково легко. Кроме институтов, кое кто завязал и с музыкой, так как играли они, откровенно говоря, как ё-мобили ездили. Да и те кто остался особыми талантами не обладалили. Был правда один творческий локомотив, но лох он был редкостный, пальчики его правда бегали «ой как быстро». Но кто играл в юношеских группах, знает, что главное — единство духа. Во как. А этот чел был «пулемётчик», который мог легко «снять» какой то лихой «запил» из Металлики или Слеера, но собственный элементарный риф придумать мог с большим трудом. Мы ему говорили: что книга рекордов Гиннеса им бы заинтересовалась, из рубрики типа: «У кого быстрее задымится гитара». В конце концов он ушёл в трешовую команду с Таганки. Слушал я их кассету — 40 минут дикого рычания вокалиста, барабанного «унце — унце» и пулемётной трескотни гитары, при чём, сами исполнители, утверждали, что это разные композиции, а не одна и та же, как могло показаться лохУ слушателю. С тех пор мы не виделись и не слышали друг о друге.
Итак нас, почти всех, повыгоняли из учебных заведений, играть, в основном, так же почти все завязали, а в сухом остатке имелась мокрая водка да разные там вина, портвейны и пиво. Кто то мог бы сказать, что всё не так уж и здорово, но мы были молоды и позитивно — оптимистичны. В те весёлые времена усиленно шла Перестройка. Вышел знаменитый указ «О борьбе с пьянством», а мы как раз только только решили в это самое пьянство удариться.
Для рассказа о начале славного пути пьянства и игры в музыку, вернёмся на несколько лет назад. В тот самый год, выхода «сухого» указа, все мы поступили в институты, и первым делом отправились на картошку. Кстати сказать меня всегда удивляло: «Почему это студенты на картошку ездили, а ПТУ-шники нет?» Намного логичнее студенту, который хорошо учился в школе, днями и ночами готовился к экзаменам, в предынфарктном состоянии поступал в институт, мог бы вполне получить бонус, за все свои труды, и ни на какую картошку не ехать. Но нет. То ли дело хулиган Вася или просто лоботряс Петя, которые с горем пополам закончили 8 классов, всё лето валяли дурака, а 1-го сентября, надев выданную государством форму, с сигареткой в зубах и пивом в руке, пошлёпали в радушно распахнутые двери ПТУ. В то время как ботаник — студентишко в телогреечке, с лопатой в руках и резиновых сапогах месил просторы картофельных полей. Уже будучи «по уши» на картошке один бывший ЗК, а ныне начальник сортировки и склада типа амбар, выдал таки ответ на тяготивший меня вопрос.
-«Это потому так сынок, чтоб рабочий класс не спугнуть». Я долго переваривал ответ пузатого кладовщика, а потом тяпнул самогона и временно прекратил шевеление мозгов.
Примечательным фактом явился тот, что до поездки на картошку я не курил, не пил и занимался спортом, а через полтора месяца борьбы за урожай я вернулся домой уже вполне себе состоявшимся алкоголиком, и к слову сказать, таковых нас было не мало. Я не уверен что стоит описывать все «картофельные» приключения, тем более, что Олега с нами там не было, но об одном случае рассказать не помешает.
В те комсомольские времена, схожие чем то с современными «нашистскими» и «росмолодёжными», были в большом ходу различные трудовые соревнования: кто больше вспашет, уберёт, надоит и т. д. У нас же придумали соревнование: «Кто больше собирёт мешков картошки». Все были поделены на бригады из четырёх человек. В конце дня бригада — победитель получала кило голимого сельпошного печенья. Текущий рекорд был 180 мешков. Нас было 4 друга и мы с дуру или с похмелья, что, в принципе, одно и то же, крикнули: «Собирём 200 мешков и пусть комсорг готовит печенюшки!». Естественно нам стали аплодировать и кричать «Молодцы». Начальник сказал, что на старом поле осталось две неубранные полосы и высокая честь убрать их предоставляется потенциальным рекордсменам. Все же остальные, картофельных дел мастера, переходят на новое поле вместе с руководящими органами. Мы прибыли на место будущего трудового подвига и как истинные потомки стахановцев принялись за дело.
После десятого мешка энтузиазм наш пошёл на убыль, и побросав вёдра да лопаты мы решили продолжить побитие рекорда в местном кафе «Тракторист». Рабочий день был в разгаре и в точке общепита мы были одни. Накануне я получил денежный перевод от мамы и решил угостить коллег свежим пивом. Пивной рекорд пришёлся нам по душе более чем картофельный и через полтора часа мы опустошили все пивные запасы «Тракториста». Пришедшие на обед хлеборобы буквально вынесли нас обессиленных от пивного марафона и как поленья загрузили в самосвал, который доставил нас в расположение институтского лагеря, как раз в момент послеобеденного построения. Водила поднял кузов и мы вывалились из него аккурат у основания флагштока под истерический хохот студенческих шеренг. Поскольку мы были в лоскуты, то разборки отложили до утра.
На утреннем разводе мы выглядели неплохо, так как ещё не протрезвели. Начальник лагеря с физиономией Муссолини распинал нас на все лады, орал, сучил кулаками и топал ногами как боевой конь перед началом атаки. Мы едва сдерживаясь хихикали и корчили рожи. Когда эмоциональная часть выступления начальника закончилась, он достал лист бумаги, водрузил на нос окуляры и стал зачитывать проект ходатайства ректору о нашем отчислении,перечисляя бесконечный список наших прегрешений перед нашими товарищами, комсомолом, партией и правительством, а заодно перед Родиной и всем Советским народом. Начальник читал свой приговор с таким напором и надрывом с каким наверное Качалов читал «Белеет парус одинокий». К концу его пламенной речи наше хихиканье перешло в истерический смех, которым нам удалось заразить и остальные, доселе унылые ряды, товарищей студентов и преподавателей. Массовая истерика продолжалась бы неизвестно сколько, если бы её не прервал оглушительный взрыв газового баллона в нашей столовке. Если бы разбор нашего персонального дела не продолжался столь долгой речью Начальника, то столовая взлетела на воздух вместе с правыми и виноватыми.
Вот так наш пивной рекорд спас немалую часть интеллектуального резерва страны.
Первый курс моего прибывания в институте особыми событиями меня не вдохновил, а Олег поступил на год позже. И как раз с его появлением ходить в институт мне стало намного интереснее. Стоит отметить, что когда я учился на первом курсе и Олега ещё не было, я довольно часто посещал другой институт. Во-первых он был ближе к дому, а во-вторых и в главном, там учился мой самый лучший друг, поэт и музыкант Гоша по прозвищу Георгадзе. Да и вообще глупо было тратить на дорогу лишних 50 минут, только для того чтобы выпить пива и поиграть в картишки. Ну не учиться же в конце концов я ездил в институты, вот и посещал тот, который был ближе, да и публика в Гошином ВУЗе была повеселее. Правда в ближнем институте Гошины сотоварищи держали меня за дурочка, но об этом я узнал спустя многие годы, но зато они меня боялись, благодаря проведению нескольких образцово-показательных драк. Особенно многим запомнилась драка на дискотеке Дома культуры ГУВД.
Помню я тогда только вернулся из армии и ещё не совсем отошёл от казарменного климата. А тут Гоша позвал на дискач, что по обилию сюрпризов не уступает свадьбе. Перед непосредственно танцами, была предусмотрена культурная программа в виде КВН. Предварительно испив по бутылочке портвейна мы с Георгадзе устроились в мягких креслах и принялись вслушиваться в остроты артистов. Немного погодя Гоша вышел покурить, но его долгое отсутствие несколько встревожило меня. Я вышел его поискать. Гоша носил очки, а тут я вижу, что он идёт мне навстречу без них, несколько удивлённый и с синеватой полосой в районе переносицы. Я сразу понял что к чему и спросил: — Кто? Гоша указал на троих курильщиков, окруживших высокую узкую урну и похохатывая над чем то мирно покуривали. Я не мешкая разбежался, и пролетев лестничный пролёт, обрушился своими девятью десятками килограмм на трёхглавую цель. Ребятки естественно рухнули, а я, схватив урну, стал методично замешивать человечий фарш.
Думаю, что дело могло закончилось для всех четверых нехорошо, если бы вовремя не подоспели менты и не оттащили меня от избиваемых. Понятно, что шоу привлекло массу зрителей и на следующий день со мной здоровались исключительно на опережение. Правда после драки меня забрали в отдел, а затем послали «телегу» в мой институт с копией протокола и объяснительной, в которой почерком «пьяного врача» было нацарапано: «пил пиво, пью и буду пить». Но как то сей документ прошёл в институте незамеченным и репрессий в отношении меня не последовало. Зато в Гошином институте я прослыл свирепым драчуном. Со временем я прошёл гражданскую акклиматизацию и стал до тошноты миролюбивым гражданином, но рецидивы всё же случались, хотя довольно редко.
В середине 80-тых имелась большая проблема со шмотками, и те у кого её не было, являлись звёздами всех тусняков и априори, знатоками всех сфер жизни и наук. Все что то продавали и перепродавали, а близость к торговым кругам являлась негласной лестницей успеха, респекта и уважухи, выражаясь современным языком — «социальным лифтом». Далёкие от спекулянтских тем людишек называли лохАми и люмпенами. Особо крутыми считались тусовки около модных гостиниц, у которых наиболее шустрые ребятишки «утюжили фирму». Проще говоря выменивать у интуристов различные вещички, эдакий тогдашний секонд хенд. Поскольку вещи иностранцы продавали буквально с себя, то такие торговые операции звались звучным словечком ченьдж. Затем «утюги» впаривали обмененные, таким макаром товары перепродавали далее по барыжьей цепочке, с естественным возрастанием цены. Особо котировались джинсы levis и wranler, макасины топ и трекцайдеры, итальянские, французские свитеры и рубахи с огурцами. Естественно спортивные костюмы и кроссовки на липах и без них. Всё признавалось крутизной, на чём присутствовали лейбаки и объявы с магическими словами made in usa и так далее.
Естественно процветал и рынок самопала-самострога. Покупался отечественный материал, с относительно редкой расцветкой, и умелые мамины руки сшивали советские куски по заграничным выкройкам брюк, рубах и пиджаков. Затем сынки отправлялись в магазин «Берёзка», ловкими движениями рук срезали лейбаки с «родных» изделий, а затем пришпондоривали их к готовым маминым шедеврам. Далее чадо шло в институт, и подыскав желающего приобщиться к высокой моде лохА, впариловало ему продукт семейного бизнеса по цене импортного изделия. Так, примерно, ковался начальный капитал будущих российских буржуа средней руки. Как делались состояния покрупнее, мне достоверно не известно, да оно, видимо, и к лучшему. Достоверно известно одно: «знание умножает скорби».
Когда мы познакомились с Олегом, то выяснилось, что он на два года старше меня, также любит группу DEEP PURPLE и играет на ударной установке. По быстрому обмыв обилие общих предпочтений, мы стали стоить планы по организации в институте рок группы. Мы пошли с студенческий профком и изложили свои идеи довольно приятной, во всех отношениях, девушке — заведующей культмассовым сектором профсоюза студентов по имени Надежда. Да и само её отношение к нашей идее внушало надежду на успех. Олег, как более старший и музыкально подкованный товарищ, взял на себя поиск претендентов в члены рок команды. Я же вплотную стал обхаживать Надежду на предмет подбора и покупки аппаратуры. Через пару недель состав был подобран, а аппаратура и гитары блестели в специально отведённом для репетиций помещении. Я не был официальным участником музыкального коллектива, так как не очень то умел играть, но был его директором, администратором и продюсером, правда последнего понятия в то время не существовало в лексиконе студентов — рокеров.
Я занимался вопросами снабжения аппаратурой, согласовывал графики репетиций и концертов и вёл войну с местным диджеем, который постоянно запарывал аппаратуру, которая считалась, вроде как, общей.
Откровенно говоря из пяти членов команды нормальных музыкантов было двое: Олег и клавишник Андрюха. Басист, гитарист и вокалист, помимо того, что не умели играть к тому же «колотили понты» перед бабами, изображая из себя Элвисов Пресли. Олег как человек измученный пивом в один прекрасный момент пристроил «ипанский воротник» одному из Элвисов. Так «умер» первый состав ансамбля, сам бля.
Таким нехитрым способом Олег расчистил мне дорогу в музыканты. Итак нас осталось трое, и я предложил пригласить пару музыкантов со стороны. Надежда, естественно, немного повозмущалась, мотивируя это тем, что в группе должны играть только свои студенты. На что я ответил: мол и они свои, поскольку все являются членами студенческих профсоюзов и состоят в «БУРЕВЕСТНИКЕ» — студенческом спортивном обществе. Вообщем она согласилась и начался кастинг претендентов. Нам были нужны гитарист и вокал. Первым делом я позвал Гошу, но он сказал, что испытывает некоторый дискомфорт перед публикой, а вот приезжать, и просто поиграть на настоящей аппаратуре, будет непременно. Вторым кандидатом был толи Саша, толи Игорь из Беляево, но он был скорее бард-одиночка чем коллективный музыкант, да и никому кроме Надежды он не понравился. Были потом ещё человек пять шесть, но что то мы не приглянулись друг другу. Тогда мы решили играть втроём как Моторхед. Пару месяцев мы попыжались, а я так и вовсе поступил в вечернюю музыкальную школу, а через месяц ушёл в армию. Пока я отдавал священный долг, кто то распродал и потырил всю нашу аппаратуру, так как Олег взял академический отпуск, Андрюха женился, а Надежда ушла в декрет. Так завершился мой первый музыкальный опыт.
Вернувшись из армии, мой старый институтский приятель Славик, устроил меня продавцом фанты около Курского вокзала. Лето стояло жаркое и проходимость была чумовая. Иногда доходило до того, что изнурённые от зноя люди, требовали, чтобы я продавал им простую воду, когда заканчивался сироп фанты. Я сначала протестовал, но подумал: «на что не пойдёшь ради блага трудящихся». И стал шуровать простую воду по цене фанты. Естественно прибыль пошла выдающаяся. В день, я, двадцатилетний сопляк, получал больше месячной зарплаты своей мамы. От внезапного состояния изобилия я впал в торгашескую эйфорию, посчитав, что теперь могу купить всё и вся. Естественно, что теперь с работы и на работу я стал ездить на такси. Прикинулся, в плане шмотья, и купив огромный лапатник, стал класть его в нагрудный карман рубахи — гавайки, дабы все видели мою крутизну. Сейчас, всё это выглядит смешно, но тогда я считал, что поймал кой кого за машну и жизнь моя наладилась, самым что не наесть правильным образом. Поскольку деньги мне доставались без особого труда, то я решил, что и тратить их следует адекватно. Я, буквально, покупал чемоданами портвейн и устраивал грандиозные пирушки, не забывая, однако, и о самосовершенствовании, относительно игры на фортепьяно.
По объявлению я нашёл милого старикана Давида Яковлевича — интеллигента в пятом, а то и десятом поколении. Приезжая к нему домой, после атмосферы нечестной торговли, я попадал в удивительный, волшебным образом, облагораживающий мир, которой вызывал у меня настоящую божественную благодать и эстетический восторг. Давид Яковлевич был довольно пожилой человек, он долгое время проработал заведующим одной из кафедр Гнесинского института и был сильным педагогом. Посмотрев мою игру, он сказал, что если бы я начал обучение с детства, то сегодня музыка могла быть моей профессией. Такой лестный отзыв серьёзного специалиста, естественно, воодушевил меня и я начал играть на своём домашнем пианино по 6 — 8 часов в день, и за 3 месяца интенсивных занятий, я разучил ряд довольно сложных произведений. Но к сожалению Давид Яковлевич скончался, но занятия я не бросил, а стал заниматься самостоятельно. Мои товарищи — торгаши стали полагать, что я «погнал», но когда я попытылся процитировать героя одного кино: «Эх Россия — невежество , дурновкусица», то, естественно, данная фраза ещё больше убедила их в правильности своего мнения обо мне. Меня это, однако, не удивило и я даже был рад, что попал в точку, составленного мною, их психологического профиля.
Как я уже писал, у меня был и есть лучший друг Гоша — Георгадзе. Он часто приходил ко мне в палатку, где мы выпивали и слушали музыку. Однажды Гоша зашёл с двумя девчонками, которые уезжали отдыхать на море, в славный город Туапсе. До отхода их поезда оставалось что то около трёх часов и мы решили выпить с ними, как говориться «на дорожку». Через два часа, все четверо были в тонусе и готовыми отправиться в путь. Благо от палатки до вокзала было метров 800, то мы как истинные джентльмены, взялись проводить дам до поезда. Через минут 10 мы поставили их багаж в купе и уже отправившись на выход, Георгадзе произнёс крылатую, в последствии фразу:»Вов, а не проводить ли их до Туапсе?» Эта идея настолько понравилась моей авантюрной натуре, то через минуту я объявил проводнику армянину: «Ара, мы должны ехать». Проводника такая просьба не удивила он сказал:»40 рублей ребята». Я извлёк из своего портмоне нужную сумму и поинтересовался: Как обстоят дела с приобретением двух пузырей «беленькой»? Его намётанный глаз сразу определил, что вопрос не праздный, и понизив голос ответил: «Когда тронемся, всё будет в ажуре».
Такой ответ нас с Гошей вполне удовлетворил и бросив свои кости в отведённые нам апартаменты тронулись на встречу южным приключениям. К сожалению ара джан несколько упростил вопрос относительно покупки водки, но процесс уже пошёл, а люди мы упорные, и через пару часов, подняв на уши добрую половину служителей бригады проводников, стали обладателями двух «Посольских», и тихо мирно устроились в своём плацкарте. Соседи наши уже посапывали и мы начали употребление заветной покупки.Убрав по пол кило водочной продукции, тела наши устали и приняли горизонтальное положение. Когда рассвело, а веки наши с трудом, но отлипли друг от друга, то глаза узрели крупные буквы ХАРЬКIВ. «Не кисло», произнёс сиплым голосом Гоша, я не стал ему возражать, но через секунд 10 я гаркнул аре — «Сколько ещё стоим?» — 20 минут. — Скорей на вокзал к телефону или почте. Мы рванули как подорванные и через 3 минуты были в здании вокзала. — Я на почту, ты со мной? — Нет, я позвоню. — Не советую, но дело твоё. Гоша позвонил домой, а когда сообщил, что он по пути на море, то Мама сказала — «Немедленно домой!» Гоша ответил, что это невозможно и бросил трубку. Я без лишних эмоций послал маме молнию: «Уехал в Туапсе, буду через 3 дня». Через 5 минут, мы с чувством выполненного сыновнего долга, сидели в пустынном помещении вагона — ресторана, и вместе с нашими дамами, рассматривали табличку, на которой было написано: «Вас обслуживает Калачёва Елена Дмитриевна».
Через пару минут подошла женщина, которая кроме как Еленой Дмитриевной никем быть и не могла. Возраст, гипертрофированные формы, золотые зубы во рту и перстни на почти каждом опухшем пальце, выдавали в ней опытного мастера своего дела.
— Привет ребятки, что будем кушать? Мне сразу вспомнился анекдот «про что кушать» я посмотрел на Гошу и понял, что он вспомнил его тоже. И весело ответил Елене Дмитриевне:
— «Её», извините мы кушать и будем, ну для начала, естественно.
— Ну что же поняла, сколько 300, 500?
— Думаю 2 раза по 300, а девушки скажут сами. Девушки заказали по 150 шампанского и поитрересовались что имеется из горячего?
— Фирменное блюдо — цыплёнок в чесночном соусе. С Гошей, мы до сих пор вспоминаем эту пафосно сказанную фразу: «Фирменное блюдо — цыплёнок в чесночном соусе». Мы заказали этих фирменных цыплят, а после первых шестисот грамм водки фамильярно орали, щёлкая пальцами:»Елена Дмитриевна, цыплят в чесночном соусе!» Напившись снова в усмерть и наевшись местных цыплят, мы щедро расплатились с Еленой Дмитриевной и отправились покупать СВ.
Гоша посчитал, что таким солидным мужчинам, просто не серьёзно ютиться в вонючем плацкарте. Однако с СВ дело не задалось, по причине их отсутствия, за 100 рублей нам могли обеспечить четырёх местное купе.
— Гош на кой ляд на СВ, купе, да и плацкарт, если мы живём в ресторане или видеосалоне?
— Ты прав Вольдемар, тем более, что мы практически уже в конечной точке нашего вояжа.
Через несколько часов мы прибыли в Туапсе. Девушки свалили от нас по английски, что откровенно говоря нас только порадовало. Нас ждало море и масса совершенно не знакомых девушек, что пожалуй гораздо любопытнее знакомых. Для посещения моря нам были необходимы аксессуары, но разумеется, не плавки с ластами, а старый, добрый портвейн. Пить водку в такую жару даже Заратустра не позволяет.
Мы скоренько нашли молодого человека, который предложил уступить свою очередь в винном, при условии, что мы ему купим бутылку порта. Скупиться мы не стали и купили 11 бутылок какой то местной бодяги. Одну отдали юному благодетелю, а заодно спросили:»Где тут приличная турбаза?»
— Турбаза Туапсе, буркнул он, и мы с батареей винища отправились ловить «мотор». Скоро мы уже мчались по горному серпантину, и от страха, нам ещё скорее захотелось уничтожить купленную батарею вини. Наконец мы доехали, расплатились и отправились искать море, которое по словам водилы находится немного внизу. Действительно, пройдя вниз метров 200 мы увидели его — крытое кафе, ну и само собой море, которое особого восторга на нас не произвело, во всяком случае в том похмельном состоянии, в котором мы находились.
Поэтому мы отравились в кафе, тем более, что там уже находилась одна весёлая компашка. Войдя в заведение мы поздоровались, сели в уголок, и находясь на лёгкой похмельной «измене», стали ножом под столом, пытаться откупорить бутылку. Один из членов компании заметив наши потуги попросил продать бутылочку. Мы ответили, что можем её презентовать в честь знакомства. Тогда компания предложила пересесть за их стол, мы так и поступили. За столом сидели 4 молодых человека и один уже в возрасте мужчина, по виду армянин по имени Рома, а так же две миленькие, молоденькие девушки. Мы представились, сказали, что отпуск не планировали, а просто решили проводить до места знакомых девушек. Молодые парни были музыкантами из группы турбазы «Туапсе», девчонки, видимо, были из числа поклонниц их творчества, а Рома работал местным фотографом.
Мы предложили чендьж — наше бухло — их закусь. Рома, как человек кавказский скал, что через 20 минут будет выпить, закусить, и ничего менять не надо, а пока выпьем за знакомство. Когда за знакомство мы выпили раз этак 10, к нам подошёл уже довольно старый грузин и сказал,»что сегодня он мало чача принёс, всего пять бутылька». Когда я услышал «пять бутылька чача», то понял, что вечер обещает быть обильным на события и не уверен, что многие из них будут позитивными. Гоша, похоже, не испытывал схожих с моими опасениями, так как был весьма и весьма весел, хотя, кто его разберёт, он из той породы людей, которые умеют скрывать свои чувства.
Мы выпили вино, чачу и отправились с Георгдзе помочить трусики, дыбы понять, что мы находимся на море.
Зрелище это было ещё то, во-первых мы были в ломину пьяные, а во-вторых дно было мелким и каменистым. Поэтому пока мы дошли до приемлемой глубины, то раз по 20 упали, набили шишек, а когда нам всё же удалось добраться до приличной глубины, я нырнул и понял, что не могу понять где дно, а где поверхность. Признаюсь,что не на шутку испугался, единственное, что меня спасло, так это то, что я просто расслабился и меня вынесло на поверхность. Гоша от такого купания получил удовольствие не больше моего, поэтому мы кое как вернулись на берег и решили, что водные процедуры пора завершить.
Вернувшись в кафе, со мной произошёл удивительный припадок. На столах стояло большое количество пустых пивных бутылок и мой расстроенный мозг принял их за гранаты, вокруг меня я узрел армаду танков Британо-рейнской армии, а внутренний командир приказал их уничтожить. Что методично я и начал делать, метая гранаты в стены кафе и окружавшим его кустам. Не знаю чем бы для меня закончилась данная операция, если бы в развитие событий не вмешался Рома, поскольку минут через 5, после начала «боевых действий», в кафе прибыла парочка накаченных ребят с лимана. Увидав плоды моего «труда» они готовы были приговорить меня к высшей мере социальной защиты, уверен, что и Георгадзе легко попал бы под раздачу. Рома, неведомым мне образом, «разрулил» ситуацию и нас отпустили с миром, попросив убрать осколки.
Затем Рома увёз нас на турбазу, и там мы попали на «сходняк» каких то серьёзных дядей. Мужики были в толстенных цепях,а их дамы в бриллантовых колье, на столе, помимо прочих внушительных яств, стояло 2 тазика с чёрной икрой. Рома представил нас как своих друзей из Москвы, и нас усадили за суперстолик. Мы выпили и я начал рассказывать разные анекдоты, потом мы спели пару Гошиных песен и главный дядя сказал, что я не похож на москвича, они мол все высокомерные и хвастливые. Я понял, что отсюда пора валить, чтобы не ляпнуть лишнего, в таких кругах за лишнее слово могут и порезать. Мы поблагодарили хозяев за радушный приём и сославшись на некое неотложное дело удалились. Отозвав Рому в сторону мы спросили: — не мог бы он помочь нам переконтоваться до утра? Рома сказал: — Переночуете у меня в мастерской, а в 9 я подъеду и если есть желание, можно будет продолжить отдых. Мы ответили — Спасибо тебе за всё, а завтра будет видно. На том и порешили, он устроил нас в своей, довольно простой мастерской, а сам пьяный, ночью поехал по «стрёмному» серпантину домой.
Утром, в 9 часов Рома не появился, зато в его мастерскую повалили отдыхающие, которые требовали свои фотографии и мне ничего не осталось как временно побыть Роминым приёмщиком. Я стал запускать страждущих своих фотографий клиентов, которые те находили в коробке, отдавали мне квитанции, а я получал с них плату. Через полчаса раздачи фотографий, в мастерскую заявилась некая административного вида тётка и стала требовать наши курортные книжки, и вообще выяснять кто мы такие. Я сказал, что курортных книжек у нас быть не может, так как мы не отдыхающие, а Ромины друзья, которого здесь ожидаем. Тётка строго посмотрела на нас и попросила оставаться на месте и подождать когда она вернётся. — Конечно, не беспокойтесь, — сказали мы, — будем ждать Вас с нетерпением. Она ушла, а Гоша сказал, что она пошла за ментами. Мы не стали испытывать судьбу и резвенько покинули мастерскую. Не успели мы отойти от мастерской на безопасное расстояние, когда, обернувшись, увидели тётку с ментом и двумя дружинниками. Теперь нам предстояло каким то незаметным образом покинуть эту долбанную турбазу «Туапсе».
Единственный вариант уйти был тот, чтобы спуститься с довольно крутой горы. Мы начали своё знаменитое схождение с пика имени «Туапсе». На наше счастье склон горы был утыкан небольшими, но довольно крепкими деревцами, вот по ним, методом перехвата одного дерева за другим, мы как две обезьяны, медленно но верно, перебирались вниз. Умудряясь, при этом, рассказывать фильм «Кинг Конг жив». Вот так с шутками — прибаутками, минут за сорок, мы спустились с горы. Ещё немного поржав, мы стали прикидывать чем заняться дальше, если учесть, что у нас оставалось рублей 600-700, то прежде всего мы намеревались посетить ближайший ресторан — выпить и закусить. Но всё оказалось не так просто, почти все рестораны были на спецобслуживании и даже предложение взяток делу не помогло, провинциальные швейцары, метры и администраторы были боязливы как попутчики Остапа Бендера из «Золотого телёнка». Кое как мы нашли «Шашлычную», где выпили винца и уныние постепенно нас покинуло. Тем не менее осадок остался и мы приняли решение валить в Москву.
В железнодорожной кассе нам сообщили, что билетов в Москву нет на месяц вперёд. Тогда мы поступили проще: вышли на перрон и у первой попавшейся проводницы, натиравшей поручни входа в вагон, спросили: «Мамаша, куда поезд?», — На Москву. — Нам надо ехать, поможете? — А отчего же не помочь — полтинничек. — Договорились. Через 10 минут мы уже ехали в направлении своего постоянного места жительства. Всю дорогу мы снова провели в вагоне-ресторане и делились впечатлениями от поездки. Главное, что мы усвоили из путешествия, так это то, что деньги — это великая сила. Мало, что нельзя на них не купить, даже здоровье и любовь. Когда наступили 90-е, а тем более нулевые, я ещё более укоренился в том, моём, юношеском понимании, возможностях денег. Как бы печально это не звучало.
Из — за каких то проблем с деньгами, в 23 года, Олег повесился.
Владимир Завьялов.
